Нерадивая дочь - Лариса Джейкман
– Максик, давай завтра решим, а? – слабо проговорила Татьяна, а Максим улыбнулся. Она никогда не называла его так раньше.
Когда Татьяна заснула, Максим с Эдуардом расслабились по-мужски. Они сидели на кухне, уютно освещенной лампой дневного света, на столе стояла добротная бутылка водки, хорошая закуска, а в духовке медленно разогревалось жаркое в глиняном горшочке, и аромат его распространялся по всей кухне.
– Сам что ли готовил? – спросил Эдуард?
– Сам, – гордо ответил Максим. – Хотел жену удивить своими кулинарными способностями плюс ко всем остальным.
– Понятно. Способный ты наш, – по-доброму усмехнулся Эдик. – А у меня к тебе серьезный разговор. С Таней я пока не решился поговорить, не до этого было.
И Эдуард поведал своему шурину сначала все, что произошло с мамой, и как пострадала в этой истории Татьяна.
– Она, правда, просила тебя не очень посвящать во все подробности, но чего скрывать? Мама, конечно, подставила ее по-крупному. Но что взять с больного человека? Сама не знает, что творит. Но слава Богу, что все обошлось.
Максим слушал Эдуарда, а в глазах его был то ли страх, то ли ужас. Что ответить, он не знал. Действительно, больной человек, но почему другие люди должны вот так страдать и попадать в подобные переделки?
В ответ на этот вопрос Эдуард лишь сокрушенно пожал плечами и продолжил:
– Вот об этом и речь. Максим, послушай. У нас нарисовалась серьезная проблема, которую мы с Ликой собираемся решить. Понимаешь, появилась возможность уехать на год за границу поработать, в Грецию.
Максим напрягся. Он решил, что при таком раскладе Эдик предложит сестре уход и присмотр за мамой, не возьмут же они ее с собой в Грецию. Но Эдуард развеял его опасения.
Как оказалось, путешествуя по Греции, они посетили множество православных храмов, и в одном из них, посвященном Апостолу Андрею Первозванному, они повстречались с православным священником по имени Никон. У Лики было для него письмо от Марка Андреевича Турова и популярная в их кругах книга «Зримая истина» в подарок.
Никон прекрасно говорил по-русски, так как вел русские богослужения, книгу об иконописи принял с огромным удовольствием, расспросил о Турове и наконец прочитал его письмо.
– Так вы искусствовед, – обратился он к Лике. – Ну что ж, приятно иметь дело со знающими людьми.
Священник устроил им самую настоящую экскурсию по храму, со всеми историческими справками и подробным описанием икон и фресок. Что и говорить, они с Ликой нашли общий язык и проговорили в общей сложности почти два часа.
Никон был удивлен познаниями этой молодой русской женщины и расспросил ее подробно, где она обучалась и какой у нее род деятельности.
– У нас с мужем антикварный магазин, эта деятельность и определяет круг наших интересов: старинное искусство, предметы старины, иконы. Когда они попадают в наш магазин, мы их реставрируем, иногда сами, иногда сдаем в Дом антиквариата в Москве, у нас с ними тесное сотрудничество.
Никон слушал девушку очень внимательно, к разговору подключился и Эдуард, и наконец священник провел их в небольшую комнату, пригласил к столу, предложил холодного лимонного чаю и сказал:
– В письме Марк пишет мне, что вы его коллеги и соратники. Этого человека я знаю давно, и он присылал уже в наш храм толковых, знающих специалистов. Русские очень хорошо разбираются в нашем деле.
Лика с Эдуардом переглянулись, а Никон продолжил:
– Я думаю, Марк не зря послал вас ко мне. Наш храм закрывается на реставрацию, где-то после Рождества начнем. Работы предстоит очень много, но самое главное – это реставрационные работы, восстановление старинных икон и фресок, и нам нужен хороший специалист, знающий в этом деле толк. Хотите приехать к нам поработать?
Лика не верила своим ушам. Приехать пожить в Греции, да еще и заняться таким интересным делом, кто-бы отказался?
– А как долго это займет? – настороженно спросил Эдуард.
– Я думаю, год. Мы предоставим вам жилье, здесь же при храме. До моря пятьдесят метров. Анжелика будет реставратором-консультантом, ну а вы, Эдуард, поможете с ремонтом. Работы будет много.
Садовские молчали, и было понятно, о чем они думают: у них на руках больная мать, которая теперь стала большой помехой для принятия этого замечательного предложения. Но Никон их не торопил.
– Вы подумайте, время еще есть. Вот вам все мои контакты, свяжитесь со мной, когда примите решение. У вас будет контракт и вызов на работу. Это мы со своей стороны обеспечим. Платим мы тоже неплохо. Подумайте.
Всю эту историю Эдуард пересказал Максиму и дал понять, что они намерены уехать.
– Мы не можем упустить такую возможность. Для Лики это просто полет души и мечта всей ее жизни: заняться серьезной работой в старинном храме. Но одну я ее отпустить не могу, тем более на год. Ну месяц-другой ладно бы, а так… нет. Поедем вместе.
– Ну разумеется, – ответил Максим. – И что с мамой решили?
– Выход один – дом для престарелых. Я уже нашел неплохой вариант в Подмосковье, недалеко от Сергиева Посада, специально для таких больных, как мама. Место замечательное, уход на высшем уровне, ну и цена соответственно.
– Понятно. И когда вы намерены привести сюда Елизавету Тимофеевну?
– В начале декабря. Числа десятого мы уже планируем улететь. Так что привезем маму, все тут оформим, я побуду с ней пару дней, чтобы привыкла, а потом уж и в путь.
– А дальше все ложится на Татьянины плечи, так я понимаю?
– На ваши с Татьяной, Максим. Но это ведь не сложно, проведать ее раз в неделю, поговорить по душам, побеседовать с врачом. Заботиться о ней не нужно, там такой уход, такое кормление, что сам бы лег. Честное слово.
– Не завидуй больным, Эдик. Уход, кормление, чужие лица и полное одиночество, не считая таких же несчастных вокруг. Да, перспективка.
– Макс, она все равно давно уже живет в каком-то своем мирке. Никого не узнает, кроме меня, пожалуй. Наталью с Ликой достает по полной программе своими капризами и безумными требованиями: то отведите ее к Ленечке на могилку, то выдумала какую-то приемную дочь, которая к ней приходит по ночам, то Николая своего опять вспоминает и в очередной раз рассказывает, как он погиб, а погибает он у нее каждый раз по-разному. Это очень тяжело переносить. Есть самостоятельно она совсем разучилась, ложку мимо рта проносит, если чай пьет, то вся обольется, и это под постоянным присмотром.
– Ты что, жалуешься мне что ли, я не пойму? Она твоя мать, она больной человек. И я так понимаю, что кроме тебя ей в этой жизни больше никто не нужен. Она ведь наверное не жаловалась, когда ты ссал в кроватке, обливался манной кашей и совал в рот всякую дрянь, какую только найдешь на полу. Она терпеливо помогала тебе стать человеком. А теперь такие же проблемы у нее, и что? В чужие «хорошие» руки?
– Макс, не воспитывай меня, ладно? Я уже достаточно нахлебался, поверь мне. Я разум не терял, я рос и учился жить, она мне помогала. Но у нее-то регрессия, разум теряется, ей помощь нужна и не от озабоченного жизненными проблемами сына, а от специалиста, который знает, что и как делать, и самое главное, как дольше продлить жизнь такому человеку в условиях постоянной, круглосуточной заботы. Я ей такой заботы оказать не могу.
– Почему? Что именно не в твоих силах?
– Хорошо, я тебе объясню, если до сих пор не совсем понятно. Когда больной человек ходит под себя, а было и такое, то я, как сын, не считаюсь с брезгливостью и неудобствами, я вычищаю, убираю, стираю и кипячу белье. Но ее нужно мыть по-хорошему и самое главное, успевать вовремя, чтобы не заводилась на теле инфекция, чтобы она не пробовала это все на вкус. А это может случиться и днем, когда я на работе, и ночью, когда я сплю. Ну
